|
дата публикации 19.01.2011 Юрий Клиценко
В июне-сентябре 1930 года Г.М.Василевич по заданию Музея антропологии и этнографии посетила район реки Сым. Начало периода ее полевой работы совпало с весенним праздником сымско-кетских эвенков Иконипко, ритуалы которого исследовательнице удалось подробно записать. Однако, материалы по Иконипко были опубликованы только в 1957 году в статье «Древние охотничьи и оленеводческие обряды эвенков» (Сборник МАЭ, 1957, том 17).
Сравнение текста публикации с «Отчетом о командировке к сымским тунгусам Туруханского края в VI-IХ 1930 г. (системы рек Сыма и Дубчеса)» приводит к предположению, что первоначальные полевые записи 1930 года, касавшиеся количества и состава деревянных скульптур шаманского чума (дюкана) для Иконипко, к 1957 году были дополнены и даже изменены. В свою очередь, отчет сохранил некоторые подробности, не вошедшие в статью. Так, комментируя записанное от Шомирчи Кима песнопение, прославляющее кузнецов, ковавших металлические предметы для шамана, и женщин, чинивших и красивших одежды шамана, Г.М.Василевич отмечает: «Каждую фразу хор повторяет, причем последние слова поют несколько раз. Во время этих слов все мужчины берут инструменты наоборот и имитируют работу. В опубликованном исследовании Г.М.Василевич предположила, что непереводимые восклицания служили охотничьим кличем для вспугивания охотниками зверя: «Вскакивание и прыжки с непереводимыми на современный язык словами в первый день «Икэнипкэ», вероятно, обозначали призыв начать охоту». Эта интерпретация противоречит не только комментариям участников Иконипко, но и утверждению самой Г.М.Василевич о том, что зверя начинали гнать на второй день праздника. Действия «наоборот» и воспоминания «маленькой земли, какой она была при творении» могли иметь связь с символикой шаманского чума, являвшегося как «моделью космоса», так и зоной «временных инверсий». В этой связи интересны зафиксированные в отчете Г.М.Василевич пространственно-временные парадоксы Иконипко: «Весь хоровод изображает собой очень большую толпу, состоит из шаманских духов, шамана и людей. Люди идут и плывут по реке в середине, а шаманские духи-помощники их окружают. Пока они идут, сменяются времена года. Иногда идут года три… Шаман проходит место, где имеются следы только вперед, назад возвращения нет… Место, где убивали оленя, где он бежит, ранен, указывают на те места, где тунгусы будут кочевать и промышлять в предсказываемый период» (Василевич Г.М. Отчет о командировке к сымским тунгусам Туруханского края в VI-IХ 1930 г. Системы рек Сыма и Дубчеса // ААН Ф.135, oп .2, д.76). Когда длившийся несколько дней праздник достигал кульминации, мужчины стреляли из лука в изображения оленей и лосей, а добытое «мясо» раздавали женщинам и хранили до следующего Иконипко. Считая имитацию охоты древнейшей, «дошаманской», частью Иконипко, Г.М.Василевич акцентировала внимание именно на охотничьем аспекте камланий. В мае 1940 года Николай Петрович Никульшин был командирован Институтом народов Севера в экспедицию для изучения истории, этнографии и социалистического строительства у эвенков бассейна реки Сым. На Сыме Николай Петрович работал с 6 июня по 27 октября 1940 г. (А.М. Решетов, О Н.П. Никульшине (1908-1941) - к 90-летию со дня рождения // Материалы полевых этнографических исследований МАЭ РАН, выпуск 5, СПб 2004; Ю.А. Купина, Ненаписанная книга: Н.П. Никульшин и его научное наследие // Материалы полевых исследований МАЭ РАН, выпуск 6, СПб 2006). Собеседниками Н.П.Никульшина стали Иван Прокопьевич Баяки, в 1930 году являвшийся одним из информантов Г.М.Василевич, Виктор Дмитриевич Тугундин, Дмитрий Андреевич Баяки, Николай Иванович Баяки, Федот Афанасьевич Ивигин, Агафья Михайловна Баяки, Илья Осипович Баяки и другие эвенки Сыма. В будущей книге этнограф собирался опубликовать фотографии своих информантов и написать подробно о каждом из них. 18 ноября 1941 года младший лейтенант стрелкового полка 310 дивизии Н.П.Никульшин погиб в бою близ деревни Рамены Волховского района Ленинградской области, черновики, составленные в ходе его сымской экспедиции, сохранились в архиве Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). В 1963 году Г.М.Василевич в статье «Шаманские песни эвенков (тунгусов)» опубликовала несколько шаманских песнопений, записанных Н.П.Никульшиным (Glaubenswelt und Folklore der sibirischen Völker. Budapest, 1963; Popular Beliefs and Folklore Tradition in Siberia, Budapest, 1968). В 1994 году И.Е.Максимова впервые ввела в научный оборот ряд сведений из дневников Н.П.Никульшина (И.Е.Максимова, Тунгусский ойкос: по материалам сымско-кетской группы эвенков, диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук, Томск, 1994). Собранные Н.П.Никульшиным рассказы информантов позволили воссоздать обрядовую сторону праздника Иконипко, а также записать тексты песен этого праздника и описать чум и другие постройки, строившиеся во время этого праздника и изображавшие пути, мосты, переходы в соответствовавшие им миры пространства и времени.
Дюкан сымско-кетских эвенков с тропой из семи срезов бревна «тувур», мостом «тыгдылон», очистительным кольцом «шолипка» и помостом с лестницами «туктывун» имеет сходство с шаманским комплексом И.В. Сычёгира, в состав которого входили переходы из досок «гуткэн», мост «дарпэ» и очистительные ворота «угдупка» (Г.С.Уткин, Эвенкийский шаманский комплекс нымгандяк, Археологические и этнографические исследования в Восточной Сибири, Иркутск, 1986; Г.С.Уткин, К вопросу о типологии культовых сооружений эвенков Нижней Тунгуски // Палеоэтнологические исследования на юге Средней Сибири: сборник научных трудов, Иркутск, 1991). В мистической поэзии Иконипко, записанной со слов И.П.Баяки, охота предстает второстепенной темой праздника и упоминается лишь вкратце, основная цель ритуалов – путь эвенков по дороге древних людей в страну дня «inoӈitki». Упомянуты «маленькая земля, какой она могла быть при творении» и «древние слова как из сказок»: «Смотрите землю, земли совсем не видно – даже такую, как кумалан. По кочкам, по болоту идут. Кочки, краем пошли, прыгая от одной кочки к другой. Видно ровную землю, там будем ночевать – на земле, которая плавает по воде, там будем ночевать. По середине матери моря (озера большого), мать земля плавает… Там вдалеке виден шевон Кэйвончо, шевон слышит болезнь плохую, велит эвенкам слушать. Разговаривает будто черт, речь древняя, она еще в сказках была, шевон говорит».
На трудном пути возникают темы «просветления» и «непричинения зла всему живому»: «Шевон видит молкона пришедшего, спрашивает: откуда ты пришел? Убивать тебя не буду, душа говорит: не бей молкона, раньше некоторые молконы были хорошие, мирные. Милосердие не распространяется лишь на духов болезни и смерти, которых беспощадно бьют саблями, колят двух и трехзубыми острогами. Когда болезнь принимала форму оленя, шаман бодался с ней с помощью рогов своей металлической короны «иег». Шаманские стихи В.Д.Тугундина, напротив, содержат детальные описания охоты – сначала на диких оленей, а затем на лосей. Однообразие охотничьих песнопений нарушает лишь эпизод с шевоном медведем: медведю поручено караулить эвенков, а он лакомится в лесу муравьями. Тема охоты сменяется ритуалом благословения кузнецов ковавших и девушек красивших шаманские атрибуты, так называемой «чисткой» новых металлических подвесок и пляской с деревянными хомоконами. Камлание также включает воспоминания первых героев древности – Манги, Гуривуля, Шерини – и «обычаев, установленных от начала земли». Ниже публикуются несколько сообщений информантов Н.П.Никульшина, относящихся к празднику Иконипко, религиозным представлениям и ритуалам эвенков (Никульшин Н.П., Материалы сымской экспедиции 1940 года // Архив института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР ф.1 оп. 1 №№ 46–52): Праздник Иконипко «Когда мне было лет 8-9, около Низенького Яра в мае собрались весновать чумов пять. Около горна ковали шаману для костюма железные фигуры. Одни ковали, другие мех раздували. Сам шаман сюда не приходил, только говорил, что надо сделать. Нагрудник женщины делали. Нагрудник из кожи дикого оленя. А мужчины в это время ковали. Затем делали большой чум все мужчины, кроме шамана. Женщины не делали. Шаман только сказал, чтобы делали dukan – большой чум. Затем днем пришли в этот чум мужчины и женщины и дети, сам рассказчик здесь присутствовал. Шаман посмотрел сделанные фигурки из железа и нагрудник, затем повесил на палку. Стал шаманить. Все встали в круг – мужчины и женщины, стоят в общем круге, но мужчины вместе, женщины вместе, дети стоят и смотрят. Я смотрел, затем уходил играть. Посредине круга шаман шел, пел, остальные в круге ему подпевали. Танцевали с час, затем каждый в чум свой шел отдыхать, чай пить. Потом опять собирались, шаман шаманил, а все подпевали. Вечером опять расходились по домам. Так было три дня. В чуме пели только с шаманом, на улицу не выходили. На третий день варили у костра мясо убитых диких оленей (убиты до этого). Варили мясо женщины, приносили в чум мужчины (если тяжело) и женщины. Мясо клали в деревянную посуду. Сидели женщины по обеим сторонам двери, а в остальной части мужчины с шаманом. Здесь же были дети. Ели днем, после шаманства и пения. Кончили есть. С дюкана женщины покрышку снимали и расходились (чум покрывали женщины). Затем расходились по домам. На улице не пели и не плясали. Песен не помнит толком, повторяли только за шаманом. Шаман стоял в кругу (сидел или стоял) и бил в бубен, редко. Повторяли его песню, его слушали. Сперва поет он, затем он слушает, а остальные повторяют. Если уставали, садились курили, затем опять пели. Одежду надевали праздничную летнюю. После этого праздника продолжали весновать здесь, а когда олени пришли, перекочевали ниже. Старики остались здесь. Песни эти поют только на весеннем празднике. В другое время зимой соберутся, расчистят снег, ставят большой чум и поют, летом вокруг сосны пляшут и поют, но песни иные».
«Шаман говорит, что болезнь якобы диким оленем стала, теперь, говорит, можно добывать дикого, это он говорит в январе месяце. Затем идут промышлять дикого, ходили на ту сторону Енисея иногда. Шаман тоже ходит. Когда добудут, тогда опять немного шаманит. Дикого едят, как будто болезнь убитую едят. Затем возвращаются и после таяния снега делают дюкан». «Шаман во сне видел, сколько земель пройти вперед придется. Сказал: будем петь. После сна рассказал все, затем сказал: будем делать кузницу. Шаманское железо, говорит, давайте делать. Шевонов куют шаману, летят в стороны куски раскаленного железа. Женщины краской расписывают шаманский костюм, красят ломболон. Шевоны сели в круг в чуме и вместе с женщинами красят ломболон. Входят в дюкан и рассаживаются по движению солнца». «Шевонов шамана из железа куют. Женщины из шкуры добытого дикого оленя делают шаману унты и бубен, красят. Мужчины железо куют. Каждый мужчина делает ханякана, лук и стрелы из железа, и все это пришивают к ломболону для того, чтобы у шамана шевонов больше было. Шаман только в дюкане подпилком обязательно сам «чистить» будет. Подпилком чистили, вначале ковали, а затем чистили. Шевоны чистят металлические изображения, чтобы бросить опилки в болезнь. Кто ковал, тому хорошо будет. Здоровыми будут девушки, которые красили унты шаману».
«В день два раза пляшут, шесть дней двенадцать раз, чтобы вперед зимой зверя добыть. Диких оленей делают из ветвей березы, затем завязывают в шкуру дикого оленя, делают ноги, рога. После окончания шаманства все мужчины присутствующие стреляют в изображения дикого оленя и лося. Женщины в дюкане присутствуют, но не стреляют, как и сам шаман не стреляет. Говорит: спасибо, поймали, добыли. Кладут в посуду, чтобы счастье больше было (чтобы на земле не лежали). Старик режет на куски «мясо» диких. Вперед идет старуха, которая будет делить «мясо». Шаман велит, чтобы старуха делила. Каждый кусок делит. Старики и шаман не берут «мяса», а женщины и те мужчины, у которых женщин нет. Все когда «мясо» возьмут, выходят из дюкана в свои чумы – или в руки, или завертывают». Атрибуты шамана «Бубен untuwun делался из лиственницы, из согнутого дерева. Женщины обтягивали бубен шкурой сохатого или шкурой дикого оленя. Когда шаман начинает шаманить, у него на бубне делают две ulki-šewon – изображают перекладину на лодке. Затем через 3-5 лет шаман говорит, чтобы новый бубен делали. Делают и прибавляют еще одну ulki, в следующий раз еще прибавляют и т.д. Чем больше ulki на бубне, тем лучше, больше шевонов (больше лодка). Шаману за жизнь делают не больше 7-8 бубнов. Старые бубны не хранит, шкуру снимает, кладет, железо идет на новый бубен. Обод бубна где-нибудь оставляет. На бубне ездят будто все шевоны.
Колотушка gišu у молодого шамана бывает, когда еще бубна нет, делают ему колотушку. Затем делают бубен и две колотушки. У старых бывает по 3-4 gišu. Молодым шаманам делают халат, где немного железа. Вначале шаманит только с посохом tijewun. Затем делают халат, затем (или одновременно) gišu. Старинные костюмы были железо, на трех оленях возили. Манги́ «Манги – шевон (дух) сильный, имеет лук и стрелы. Манги – это звезды, группа, похожая на человека, он как бы преследует сохатого. На ломболоне (шаманский костюм) делают с дагуем (металлическая подвеска, изображающая оленя). Манги только вспоминают, он не служит шаману». «По ночам сохатый бывает. Сохатого Манги караулит. В старину Хишивуну сказал: сохатый придет, ночь и молконов (чертей) принесет. Сказал Хишивуну: ты здесь карауль. Манги ушел. Хишивун спину грел у огня. Манги вернулся, Хишивуну сказал: караулить должен, а ты спину грел. Манги побежал – лось уже покрыл ночью небо. Манги, уже при покрывшей небо ночи, стрелять стал… Все же ночь меньше стала. Если бы Манги не было ночь была бы дольше. Если бы Манги не было, молконов еще больше было бы». Агды и молкон «Маленькие рога у молкона. Молкон похож на человека. Их много, гром убивает молконов, но их еще много остается. Ударил гром, Николай сказал: «вот, готов молкон!». Вот у Анны Ивановны Лихачевой сестра шла ночью и увидела человека в незнакомой одежде, лицо его не узнала, подумала, что это молкон. Русский рассказывал, что видел маленького человека, тот говорит: сейчас я тебя съем. Ударил гром, убил молкона, а русский остался без памяти». «Молкона если встретит Агды (гром), много раз стреляет. Гром чертей сильнее, если бы не был сильнее, еще хуже было бы. Теперь хорошо, раз гремит часто, дожди частые летом идут этим. Просят у грома, чтобы он родил ягоды и орехи». Окшон и буруни «Раньше, если находили камень похожий на человека или на оленя, многие после этого начинали шаманить, то есть сами делались шаманами. Кутурин нашел камень и стал шаманить. Кутурин не был сыном шамана, нашел на дереве разбитом молнией камень похожий на оленя, с рогами. Вначале увидел, сказал: зачем я его брать буду? А потом сказал: или возьму? Окшона стал иметь, затем сон видел, после сна шаманить стал. Никто его не заставлял. Долго жил, затем болезни поддался и умер. Если держишь Окшона, то его надо с собой возить всегда. Всегда с собой носят для счастья. Возит его один олень. Олень был специально возивший его, больше этот олень ничего не возит. В чужой чум Окшон не дают. Когда идут ловить рыбу, тогда Окшона не кормят и не просят об удаче. Просят об удачной охоте на дикого оленя, сохатого, медведя, белку и т.д. Просят и о том, чтобы оленей было больше. Окшона жиром кормят, говорят, чтобы олени здоровы были, не пропадали. Когда месяц молодой выходит, тогда Окшона кормят. Собираясь на промысел, говорят с Окшоном. Если человек возвращается с промысла, добыл медведя или дикого оленя, обязательно вносит Окшона в чум. Если олень старым стал, который возит Окшона, тогда его убивают - душат веревкой. Те турсуки, которые носил убитый олень, кладут на молодого. Оленю молодому дают имя убитого оленя. Затем дав имя, нагружают его турсуком с Окшоном. Окшона носят только быки, если быка нет, временно может носить важенка. Олень, который возит Окшона, называется Окшорук. Окшона не берут чужие руками. Кто не имел Окшона, обращался к тем, кто имел, просить счастья в промысле. Руками брать нельзя, а смотреть можно. Эвенкам дальним не показывают, если проживет года два и попросит, тогда покажут. Кето, русским и другим нельзя показывать, хозяину плохо будет, заболеть кто-нибудь может. Окшона старшему сыну дают. Если сына нет, оставляют дочерям. Когда дочь замуж выходит, оставляет Окшона братьям отца и т.д.» «Шамана никто не учит, если шаманом становится или Буруни найдет, или так. Когда человек находит камень, похожий на человека, не знает еще что это, положит. Потом через несколько дней во сне видит и говорит: это мне Буруни говорить стал. После этого и шаманить станет. Если не говорить: добрый Окшон так делает, вначале ругает во сне, если продолжает не слушать его доброе слово, то убивает. Шаману тоже своего Окшона бояться надо. У Федота есть Буруни, если Федот будет кого-нибудь зря ругать худым словом, то умрет. Поэтому Федот даром никого не ругает. У Федота Окшон настоящий Божий, письмо никто не может прочитать». Душа «Душа по всей вероятности находится в груди, так как там сердце находится, а потом в голове, так как когда ходишь, головой думаешь в каком направлении идти. Одна душа находится в сердце (когда душа испугается, сердце стучит, а также когда душа сердится), другая в голове, так как больше головой человек живет. Голова хозяин человека, она управляет человеком. Олень душу имеет, так как у него тоже ум есть. Он лучше человека дорогу знает, чум обязательно найдет. Как без души голова будет работать? Отсеки голову, она сама работать не будет. Белка гайно тоже делает, белка кочует, пищу припасает – орехи, грибы, сосновые шишки. Медведь тоже имеет душу – хвастать нельзя, что я его убью, медведь услышит и набросится. Все животные имеют душу. Рыба в воде живет, знает зимовку, весна будет, знает как и где икру мечет. Душа учит». «Николай рассказал, что шел с пальмо́й, пальма́ упала назад и ранила пятку, пришел домой стал терять сознание. Помогла жена, выздоровел. Поэтому я думаю, что душа в крови есть, говорит Николай». «Когда во сне видишь, что куда-то ходишь, это значит – когда-нибудь будешь там и увидишь это место. Во сне видишь мертвого человека: если он во сне будет любить тебя, то ты скоро умрешь, если нет, то жить долго будешь. Во время сна ходит душа человека, если душу по дороге съест кто-нибудь, человек умрет, а если останется, то человек не будет уже сны видеть. После смерти душа уходит вниз hargiski, где находится другая земля. На той земле живут мертвые bunil, а место где они находятся bunikit. Не сам человек, а его душа, которая называется bэjen. Та душа, которая во сне видит, называется omin, а не bэjen. Если душу omin съедят, человек может и не умереть, а если душу bэjen съедят, то человек обязательно умрет. Душа-сон (omin) остается здесь, а душа-тело (bэjеn) уходит в мир мертвых».
Источники:
Контактный адрес: yuklitsenko@mail.ru |
||||||||||||||||||
|
| © Александр Коваль 2004-2016 |
 |
